Неточные совпадения
— Ваше сиятельство, — сказал Муразов, — кто бы ни был человек, которого вы
называете мерзавцем, но ведь он человек. Как же не защищать человека, когда знаешь, что он половину
зол делает от грубости и неведенья? Ведь мы делаем несправедливости на всяком шагу и всякую минуту бываем причиной несчастья другого, даже и не с дурным намереньем. Ведь ваше сиятельство сделали также большую несправедливость.
«Это ее
назвал Усов бестолковой. Если она служит жандармам, то, наверное, из страха, запуганная каким-нибудь полковником Васильевым. Не из-за денег же? И не из мести людям, которые командуют ею. Я допускаю озлобление против Усовых, Властовых, Поярковых; она — не
злая. Но ведь ничего еще не доказано против нее, — напомнил он себе, ударив кулаком по дивану. — Не доказано!»
«Тщеславие, честолюбие и корысть», конечно, важные пороки, если опять-таки не посмотреть за детьми и дать усилиться
злу; между тем эти же пороки, как их
называет автор, могут, при разумном воспитании, повести к земледельческой, мануфактурной и промышленной деятельности, которую даже без них, если правду сказать, и не привьешь к краю.
— И начну плакать, и начну плакать! — приговаривала Грушенька. — Он меня сестрой своей
назвал, и я никогда того впредь не забуду! Только вот что, Ракитка, я хоть и
злая, а все-таки я луковку подала.
Видишь, какая я
злая собака, которую ты сестрой своею
назвал!
К. Аксаков с негодованием отвечал ему тоже стихами, резко клеймя
злые нападки и
называя «Не нашими» разных славян, во Христе бозе нашем жандармствующих.
Ему было обидно только то, что Устенька
назвала Харитину нехорошей. За что? Ведь Харитина никому не сделала
зла, кроме самой себя.
В школе мне снова стало трудно, ученики высмеивали меня,
называя ветошником, нищебродом, а однажды, после ссоры, заявили учителю, что от меня пахнет помойной ямой и нельзя сидеть рядом со мной. Помню, как глубоко я был обижен этой жалобой и как трудно было мне ходить в школу после нее. Жалоба была выдумана со
зла: я очень усердно мылся каждое утро и никогда не приходил в школу в той одежде, в которой собирал тряпье.
Но совершенно верна была его мысль, что нельзя рассматривать то, что он
называл «отвлеченными началами», как
зло, грех и заблуждение.
Если и происходил, как предполагал с совершенною вероятностью Ганя, какой-нибудь особенный разговор между Ипполитом и Ниной Александровной, то странно, что этот
злой господин, которого Ганя так прямо
назвал сплетником, не нашел удовольствия вразумить таким же образом и Колю.
Про себя Карачунский
называл свою заводскую контору богадельней и считал ее громадным
злом, съедавшим напрасно десятки тысяч рублей.
Тут же, кстати, говорилось много
злого и обидного по поводу женщин закрытых домов, которых
называли «казенными шкурами», «казенными», «благородными девицами».
Тем не менее газетная машина, однажды пущенная в ход, работает все бойчее и бойчее. Без идеи, без убеждения, без ясного понятия о добре и
зле, Непомнящий стоит на страже руководительства, не веря ни во что, кроме тех пятнадцати рублей, которые приносит подписчик, и тех грошей, которые один за другим вытаскивает из кошеля кухарка. Он даже щеголяет отсутствием убеждений,
называя последние абракадаброю и во всеуслышание объявляя, что ни завтра, ни послезавтра он не намерен стеснять себя никакими узами.
Однако ж и он не сразу удовлетворил буржуа (казался слишком трудным), так что романы его долгое время пользовались гораздо большею известностью за границей (особенно в России), нежели во Франции."Ассомуар"[«Западня»] был первым произведением, обратившим на
Зола серьезное внимание его соотечественников, да и то едва ли не потому, что в нем на первом плане фигурируют представители тех «новых общественных наслоений»59, о близком нашествии которых, почти в то же самое время, несколько рискованно возвещал сфинкс Гамбетта (Наполеон III любил, чтоб его
называли сфинксом; Гамбетта — тоже) в одной из своих речей.
Он
называл это творить особый мир, и, сидя в своем уединении, точно сотворил себе из ничего какой-то мир и обретался больше в нем, а на службу ходил редко и неохотно,
называя ее горькою необходимостью, необходимым
злом или печальной прозой.
Enfin, эта Прасковья, как
называет ее cette chère amie, [этот дорогой друг (фр.).] это тип, это бессмертной памяти Гоголева Коробочка, но только
злая Коробочка, задорная Коробочка и в бесконечно увеличенном виде.
По чувствуемой мысли дуэта можно было понять, что тщетно
злым и настойчивым басом укорял хитрый хан Амалат-Бека,
называл его изменников, трусом, грозил кораном; Амалат-Бек, тенор, с ужасом отрицался от того, что ему советовал хан, и умолял не возлагать на него подобной миссии.
Ольга Алексеевна. Тише! Варвара тут говорила такое
злое, а он
назвал ее Валаамовой ослицей.
Злые языки начали звонить. Про Квашнина еще до его приезда ходило на заводе так много пикантных анекдотов, что теперь никто не сомневался в настоящей причине его внезапного сближения с семейством Зиненок. Дамы говорили об этом с двусмысленными улыбками, мужчины в своем кругу
называли вещи с циничной откровенностью их именами. Однако наверняка никто ничего не знал. Все с удовольствием ждали соблазнительного скандала.
Пепел. Я — сызмалетства — вор… все всегда говорили мне: вор Васька, воров сын Васька! Ага? Так? Ну — нате! Вот — я вор!.. Ты пойми: я, может быть, со
зла вор-то… оттого я вор, что другим именем никто никогда не догадался
назвать меня…
Назови ты… Наташа, ну?
Можно ли
назвать власть вооруженною, ежели
злу, для того чтобы быть безнаказанным, стоит только поселиться подальше от становой квартиры?
Есть люди, которые других людей
называют своими, а никогда не видали этих людей; и всё отношение их к этим людям состоит в том, что они делают им
зло.
— Я
называю вещи их собственными именами. Я часто завидую вам, вашему спокойствию и чистой совести; я завидую тому, что у вас есть… Ну, да это все равно! Нельзя и нельзя! — перебил он сам себя
злым голосом. — Не будем говорить об этом.
Мы их
назвали мухаммеданами в науке, но не оставим при них этого названия, напоминающего пестрые и яркие картины Халифата и Алгамбры, их несравненно вернее можно
назвать буддистами в науке [Буддисты принимают существование за истинное
зло, ибо все существующее — призрак.
Полтора года тому назад Печорин был еще в свете человек — довольно новый: ему надобно было, чтоб поддержать себя, приобрести то, что некоторые
называют светскою известностию, т. е. прослыть человеком, который может делать
зло, когда ему вздумается; несколько времени он напрасно искал себе пьедестала, вставши на который, он бы мог заставить толпу взглянуть на себя; сделаться любовником известной красавицы было бы слишком трудно для начинающего, а скомпрометировать девушку молодую и невинную он бы не решился, и потому он избрал своим орудием Лизавету Николаевну, которая не была ни то, ни другое.
В самой же храмине здесь была такая жара и духота, что Шерамур, к великому своему удивлению и благополучию, — тяжко заболел: у него сделался карбункул, который он
называл:
злой чирей.
Эта книга стала для него тем, чем становится иногда волшебная сказка для впечатлительного ребенка. Он
называл предметы, с которыми имел дело, именами ее героев, и, когда однажды с полки упала и разбилась хлебная чашка, он огорченно и
зло воскликнул...
Вам ведомо, что некий
Еретик
злой, расстрига, чернокнижник
И явный вор, Отрепьев Гришка, Бога
Не убоясь, диаволу в угоду,
Дерзнул себя царевичем покойным,
Димитрием Иванычем
назвать…
— Нет, не может, потому что над ней сейчас станут смеяться,
назовут старою девушкою, скажут, что она
зла; родные будут сердиться, тяготиться: на это недостанет никакого терпения.
— Малина с молоком! —
называет, восхищаясь, Лодку веселый доктор Ряхин и осторожно, со смущенной улыбкой на костлявом лице, отдаляется от нее. Он тяготеет к неугомонной певунье, гибкой и сухонькой Розке, похожей на бойкую черную собачку: кудрявая, капризная, с маленькими усиками на вздернутой губе и мелкими зубами, она обращается с Ряхиным дерзко,
называя его в глаза «зелененьким шкелетиком». Она всем дает прозвища: Жуков для нее — «Ушат Помоевич», уныло-злой помощник исправника Немцев — «Уксус Умирайлыч».
Известно, что короли и клоуны пользуются привилегией
называть друг друга «мой кузен». Но также и те и другие отличаются от простых смертных памятью на лица и события, с тою лишь разницей, что короли часто помнят
злое, клоуны же предпочитают помнить хорошее.
Тут все пришлось бы на месте: и не
злой, но пустой и тупо важничающий Стахов, в соединении с Анной Васильевной, которую Шубин
называет курицей, и немка-компаньонка, с которой Елена так холодна, и сонливый, но по временам глубокомысленный Увар Иванович, которого волнует только известие о контробомбардоне, и даже неблаговидный лакей, доносящий на Елену отцу, когда уже все дело кончено…
—
Зла не жди, — стал говорить Патап Максимыч. — Гнев держу —
зла не помню… Гнев дело человеческое, злопамятство — дьявольское… Однако знай, что можешь ты меня и на
зло навести… — прибавил он после короткого молчанья. — Слушай… Про Настин грех знаем мы с женой, больше никто. Если ж, оборони Бог, услышу я, что ты покойницей похваляешься, если кому-нибудь проговоришься — на дне морском сыщу тебя… Тогда не жди от меня пощады… Попу станешь каяться — про грех скажи, а имени
называть не смей… Слышишь?
Счастливы люди, если они ничего, кроме души своей, не
называют своим. Счастливы они, если живут и среди корыстных, и
злых, и ненавидящих их людей, — счастье их никто не может отнять от них.
Человек же, имея разум, не может не видеть того, что
зло только увеличивает
зло, и потому должен бы удерживаться от воздаяния
злом за
зло, но часто животная природа человека берет верх над разумной природой, и человек тот самый разум, который должен бы был удержать его от воздаяния
злом за
зло, употребляет на оправдания совершаемого им
зла,
называя это
зло возмездием, наказанием.
Такие попытки
называют колдовством, но так как колдовство имеет связь с
злым духом, попытки же эти совершаются хотя и по недоразумению, но с добрыми намерениями, то мы
назовем такие попытки скорее фетишизмом.
Человек сделал
зло. И вот другой человек или люди для противодействия этому
злу не находят ничего лучшего, как сделать еще другое
зло, которое они
называют наказанием.
Если люди живут в грехах и соблазнах, то они не могут быть спокойны. Совесть обличает их. И потому таким людям нужно одно из двух: или признать себя виноватыми перед людьми и богом, перестать грешить, или продолжать жить грешной жизнью, делать дурные дела и
называть свои
злые дела добрыми. Вот для таких-то людей и придуманы учения ложных вер, по которым можно, живя дурной жизнью, считать себя правыми.
Замечательно то, что в учении Христа в особенности претит людям, не понимающим его, упоминание о непротивлении
злу насилием. Упоминание это особенно неприятно им, потому что оно прямо требует того, что нарушает весь привычный порядок их жизни. И потому люди, не желающие изменить привычный порядок жизни, это упоминание об одном из неизбежных условий любви,
называют особенной, независимой от закона любви заповедью и всячески ее исправляют или просто отрицают.
— Невероятная мистификация!.. Чья-то очень глупая и очень
злая шутка, не более! — проговорил он. — И насколько я знаю Полоярова, — это просто дурак; пожалуй, пустой болтун, каких теперь тысячи щеголяют по белому свету, но что касается до каких-либо действий и идей, то у него ровно никаких идей в голове не имеется, и полагаю, что каждый мало-мальски серьезный заговорщик постыдился бы
назвать его своим сотоварищем.
Помните молоденькую тетку княжны Джавахи — красавицу Бэллу? Помните, как отплясывала на ее свадьбе Нина? Так вот, когда у Бэллы и Израэла родилась дочь, ее
назвали Ниной в честь незабываемой общей любимицы. Увы, словно
злой рок продолжал преследовать родню князя Георгия!
И, наконец, рядом с Машей — «она» — странная, чудная, необычайная девочка,
злая и непонятная «чудачка», как ее
называют подруги… Добра или жестока она? Умна или ограничена? Да что же она, в самом деле, такое — эта бледная, тоненькая, зеленоглазая баронесса Рамзай? Кто она?
Или еще:
зло есть неразумное движение естественных сил по ошибочному суждению к чему-либо иному помимо цели, целью же
называю Причину сущего, к которой естественно влечется все» [Вопросоответы к Фалассию.
«Как? Времени больше не существует, и все преходящее — только ложь?
Злым называю я это и человековраждебным, — все эти учения об Едином и Непреходящем. Все непреходящее, оно есть только подобие. И поэты лгут слишком много… [Все преходящее — Только подобье. (Гёте. «Фауст»)] Итак, о творящие, будьте приверженцами и оправдателями всего преходящего».
— Я ради тебя имя крестное потерял, а ты как Сидора Тимофеева
злым псом
называл; как ты по сусалам бил; как ты его за дерзость на цепь сажал?
Я никак не могу утверждать, что этот плевок относился непосредственно к «его превосходительству», но maman, вероятно, в виду этой случайности сейчас же нашла нужным добавить, что Лев Яковлевич очень не
злой человек и имеет свои заслуги и достоинства, а жена его Ольга Фоминишна положительно очень добрая женщина, и дети их тоже очень добрые, особенно старшая дочь Агата, которую maman
назвала даже натурою превосходною, благородною и любящею.
Отец — это бог; сыновья — это люди; именье — это жизнь. Люди думают, что они могут жить одни, без бога. Одни из этих людей думают, что жизнь им дана затем, чтобы веселиться этой жизнью. Они веселятся и проматывают жизнь, а как придет время умирать, не понимают, зачем была дана жизнь такая, веселье которой кончается страданьями и смертью. И эти люди умирают, проклиная бога и
называя его
злым, и отделяются от бога. Это первый сын.
Злость на него, на «
злых девчонок», как она
называла пансионерок, наполняла теперь до краев её маленькое сердечко.
Кто-то потом, вспоминая про Лескова из того времени,
называл его
злым духом"Библиотеки для чтения".
О моей писательской манере, о том, что французы стали
называть художественным почерком, начали говорить в рецензиях только в 80-е годы, находя, что я стал будто бы подражать французским натуралистам, особенно
Золя.